— Ты будто намекаешь, что у нас может быть общее будущее, — сказала Кори, отстраняясь. — Лучше пойдём. И хватит меня жалеть.

Дальше шли в молчании, и Гундольф размышлял. Он и вправду с лёгкостью представил житьё у моря и Кори рядом. И с чего бы?

И о Грете давно не вспоминал. Уверен был, что любит её не меньше, чем прежде, но что-то изменилось. Когда врата сломались, лишь тогда до него дошло, что вот теперь-то им вместе не быть, даже не увидеться больше никогда. Ушла, наконец, надежда, и стало легче. Не терзали пустые ожидания. Всё, чего он хотел, отправляясь сюда, сбылось.

А Кори, наверное, казалась близкой лишь потому, что в этих землях у него не было другой женщины, которая бы глядела так восторженно, так отзывалась на его прикосновения — какому мужчине это не польстит? Даже сейчас, стараясь казаться равнодушной, она замирала в его объятиях, забывая дышать...

Тут они дошли до угла, и Кори остановилась. Обернулась, положив руку ему на грудь, взволнованная. Гундольф поглядел, где Симен, опустил ведро — это заняло мгновение — и притянул Кори к себе. Плевать, что он её не любит. В это непростое время, когда неясно, что с ними будет дальше, немного тепла — уже счастье.

— Ты видел? — спросила Кори, пытаясь вывернуться. — Ты чего? Зачем схватил меня?

— Что? — не понял Гундольф.

— Я же показываю, в конце улицы, на куполе. Видишь?

Он пригляделся и заметил чёрные, мёртвые места на стекле, отражающем сейчас огни первых фонарей и зажёгшихся кое-где окон. И понял, что давно уже чувствовал лёгкий ветер, треплющий волосы, необычный для города.

— Дыры, — пояснила Кори. — Там стоянка, и купол над ней разбит. Нехорошо, уходим скорее.

Гундольф поднял ведро, надеясь, что его лицо плохо видно в сумерках, и зашагал прочь. Кори шла рядом, и по счастью, она ни о чём не догадывалась.

— Знаешь, мне было показалось, ты хотел меня поцеловать, — насмешливо сказала Кори.

— Показалось, — ответил Гундольф, не поворачивая головы. — Мне вот тоже показалось, ты ногу подвернула и падаешь. Ну, я поддержал.

— Вот как. Что ж, спасибо за заботу.

Вскоре они нагнали Симена — тот топтался в конце переулка, не зная, куда дальше. Пока дошли до места, почти совсем стемнело. А там, чуть не доходя, им встретился Хенрик.

— Ну, дела! — обрадовался он. — Так ты жив, дядя? А то наши решили, тебе крышка. Вы Флоренца не видели?

— Нет, — покачал головой Гундольф. — А что, вы его потеряли?

— Да вышел в обед, сказал, часы у стены оставил. С тех пор и не видели. Я вот бегаю, ищу, а толку нет. И далеко соваться боязно — как бы на людей Рафаэля не наткнуться. Эх, я уж думал, он с вами...

— Город не велик, отыщется, — сказал Гундольф. — Я с людьми Рафаэля поладил вроде, Кори вам оставлю, сам к ним пойду. Ты тоже в дом иди, без нужды не высовывайтесь. В городе, говорят, двоих уже убили.

— А я не удивлён, — помрачнел парень. — Они и наших всех... почти всех, кроме нас... когда мы уйти пытались. Мы без оружия остались, и весь наш опыт, вся подготовка — пшик. У них ножи, арбалеты, да даже просто ударят таким кулаком, и всё.

— Арбалеты? — спросил Гундольф, вспомнив, как ранили Йохана.

— Ну да. Прям в руки вделаны, ты не разглядел? Их таких двое, может, трое, и стрелять умеют будь здоров.

— Буду знать. Ну всё, дай-ка я ведро занесу, будет у вас вода, припасы вот ещё, да пойду.

А когда Гундольф вошёл в маленький дом, плохо освещённый, он удивился, заметив среди прочих Эриха. Тот вскинулся, обернулся — ждал, видно, брата. Этого-то как сюда занесло?

Но ещё сильнее он удивился, услышав за плечом холодный голос Кори:

— Ну здравствуй, господин Второй.

Глава 32. Флоренц. В западне

Он и сам не понял, что случилось. Как будто жизнь треснула, и маленький осколок выскользнул, затерялся. Вот он стоял, придавленный вонючими телами, на пороге осиротевшего дома, а вот уже соседи расступились, перед глазами стеклянный купол, а за ним — выцветшее небо, и жёсткий камень под спиной. Только голову поддерживает чья-то дрожащая ладонь.

— Не нужно, Сиджи, не умирай опять! — сказал кто-то рядом со слезами в голосе. — Не умирай, не оставляй меня! Это нечестно, так нельзя!

Тут мальчишка ощутил чужую руку на щеке, неприятно холодную. Сильные пальцы взяли за подбородок, заставили поглядеть вправо, а там совсем близко оказалось лицо крылатой.

— Нет, ты не умер! — рассмеялась она и, прижав к груди, принялась баюкать. Было неловко, жёстко и неудобно.

— Отпусти, — сказал Флоренц, пытаясь высвободиться. — Отпусти, слышишь?

Он чувствовал себя слабым. Голова ещё кружилась, и казалось, что ударился носом и лбом, так неприятно они онемели. Упал, что ли, перед всеми?

— Кончай возиться с парнем, Леона, — послышался мужской голос. — Времени мало. Видишь, он жив, ну так идём дальше.

Цепкие руки отпустили, и мальчишка перекатился влево, встал на колени. Не успел подняться, шатаясь, как крылатая вновь сжала запястье.

— Пойдём, Сиджи, — сказала она своим тонким голосом, улыбаясь, не утерев даже мокрых щёк. — Помнишь, что с тобой случилось? Давай им всем отплатим!

— А что со мной случилось? — не понял Флоренц. — Кому отплатить?

Крылатая взяла его лицо в свои ладони, погладила кончиками холодных пальцев. Крепко держала, а гладила небрежно, почти грубо.

— Ты умер на Свалке, помнишь? — спросила она с улыбкой. — Ты умер ни за что. Ни в чём не виноват. Разве справедливо? Найдём тех, кто это сделал с нами, и накажем их.

Мальчишка рванулся из чужих рук, от этих страшных чёрных глаз, каких не бывает у людей, но крылатая не отпускала. И ведь не считал себя слабым. Наверное, немало силы нужно, чтобы удержать тело в воздухе, а он и не думал прежде о таком.

— Мне нужно на Свалку, — почти умоляюще произнёс он, а сам подумал, что готов бежать куда угодно, только бы отсюда. Но решил не поддаваться страху и не отступать. — Пожалуйста, мне нужно на Свалку!

— Зачем? — склонила голову его собеседница. — Зачем ты хочешь вернуться?

— Там мой друг.

— Ржавый? Или Кори?

Эта ужасная девушка, ведь она считает его кем-то другим. Но кем? И откуда крылатая знает Кори?

Так и спросил.

— Бедный Сиджи, ты всё забыл, — сказала незнакомка, гладя его по голове, как маленького.

Она смотрела так неприятно — пристально, не моргая, не шевелясь, как будто взглядом пыталась нашарить что-то у него внутри, подцепить, как крюком, и извлечь наружу, и вся сосредоточилась на этом.

Флоренц не знал, что она там ищет, но до смерти хотелось закрыться.

— Да идём уже! — поторопили крылатую.

Мальчишка лишь сейчас поглядел в сторону, на калек, что топтались в ожидании. Улица была тихой, и ничего не напоминало о случившемся, кроме разбитого окна и двери, которую заботливо установили на место, а всё-таки было видно, что она сошла с петель и ощетинилась щепами. И никто не вышел, будто в соседних домах не жили, а ведь Флоренц видел, как суетились люди, и слышал, как хлопали двери, пока всё не началось.

— Нам пора, — сообщила его спутница и, сжав ослабевшую ладонь в своей, потащила дальше.

Вскоре они влились в толпу. С той стороны, где шла крылатая, было чуть просторнее, её не хотели толкать. А вот удобство мальчишки никого не заботило.

— Что ж я натворил? — коснулось слуха. — Что натворил? А вы-то куда глядели, отчего не остановили?

— Всё правильно сделал, — раздалось в ответ. — Так им, обманщикам поганым!

— Виноватых ищешь теперь? — вплёлся женский голос. — Думаешь, выйдет перевалить этот груз на других? Не выйдет, Бруно.

— Да что ты нудишь, Ткачиха! Его на Свалку шваркнули, а мы все знаем, что там за житьё. И баба его знала, и этот, что другом звался, тоже знал. И что, маялись они совестью? Да ни на вот столечко! Спелись за его спиной, вот и пора ответ держать, всё по чести. А этот-то, за юбку прятался, бабу вперёд себя вытолкал...

— Умолкни, дурень! Если б Магда знала, что ещё свидятся, может, и ждала бы. Вы вот сами-то больно стали бы кого дожидаться со Свалки? Скажите, а?